» »

Что такое самодержавие. От княжества к самодержавной монархии Что такое самодержавная монархия определение по истории
13.04.2024

САМОДЕРЖАВИЕ

САМОДЕРЖАВИЕ , монархическая форма правления в России, при которой царю (с 1721 императору) принадлежали верховные права в законодательстве, управлении страной, командовании армией и флотом и т.д. С середины 16 в. в России складывалась сословно-представи-тельная монархия: царь правил вместе с Боярской думой, созывались Земские соборы . В 17 в. происходил переход к абсолютной монархии (см. АБСОЛЮТИЗМ), утвердившейся в правление Петра I (1689-1725). В ходе Революции 1905-07 с учреждением Государственной думы обозначился поворот к установлению конституционной монархии. После отречения от престола императора Николая II и великого князя Михаила Александровича в ходе Февральской революции 1917 С. прекратило своё существование.

Источник: Энциклопедия "Отечество"


монархическая форма правления в России, соответствовавшая традиционным идеалам русского народа, при которой носителю верховной власти - Царю, Императору - принадлежали верховные права в законодательстве, в верховном управлении, в высшем суде.
В своей вековой мудрости, сохраненной популярными изречениями поговорок и пословиц, наш народ, совершенно по-христиански, обнаруживает значительную долю скептицизма к возможности совершенства в земных делах. «Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы», говорит он, но прибавляет: «От запада до востока нет человека без порока». При том же «в дураке и царь не волен», а между тем «один дурак бросит камень, а десять умных не вытащат». Это действие человеческого несовершенства, нравственного и умственного, исключает возможность устроиться вполне хорошо, тем более что если глупый вносит много вреда, то умный, иногда, больше. «Глупый погрешает один, а умный соблазняет многих». В общей сложности приходится сознаться: «Кто Богу не грешен, царю не виноват!» Сверх того, интересы жизни сложны и противоположны: «Ни солнышку на всех не угреть, ни царю на всех не угодить», тем более что «до Бога высоко, до царя далеко».
Общественно-политическая жизнь, таким образом, не становится культом русского народа. Его идеалы - нравственно-религиозные. Религиозно-нравственная жизнь составляет лучший центр его помышлений. Он и о своей стране мечтает именно как о «Святой Руси», руководствуясь в достижении святости материнским учением Церкви. «Кому Церковь не мать, тому Бог не отец», говорит он.
Такое подчинение мира относительного (политического и общественного) миру абсолютному (религиозному) приводит русский народ к исканию политических идеалов не иначе как под покровом Божиим. Он ищет их в воле Божией, и, подобно тому как царь принимает свою власть лишь от Бога, так и народ лишь от Бога желает ее над собою получить. Такое настроение естественно приводит народ к исканию единоличного носителя власти, и притом подчиненного воле Божией, т.е. именно монарха-самодержца.
Это психологически неизбежно. Но уверенность в невозможности совершенства политических отношений приводит народ не к унижению их, а, напротив, к стремлению в возможно большей степени повысить их, посредством подчинения их абсолютному идеалу правды. Для этого нужно, чтобы политические отношения подчинялись нравственным, а для этого, в свою очередь, носителем верховной власти должен быть один человек, решитель дел по совести,
В возможность справедливо устроить общественно-политическую жизнь посредством юридических норм народ не верит. Он требует от политической жизни большего, чем способен дать закон, установленный раз навсегда, без соображения с индивидуальностью личности и случая. Это вечное чувство русского человека выразил и Пушкин, говоря: «закон - дерево», не может угодить правде, и поэтому «нужно, чтобы один человек был выше всего, выше даже закона». Народ издавна выражает то же самое воззрение на неспособность закона быть высшим выражением правды, искомой им в общественных отношениях: «Закон что дышло - куда поворотишь, туда и вышло», «Закон что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет».
С одной стороны, «всуе законы писать, когда их не исполнять», но в то же время закон иногда без надобности стесняет: «Не всякий кнут по закону гнут», и по необходимости «нужда свой закон пишет». Если закон поставить выше всяких других соображений, то он даже вредит: «Строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит». Закон, по существу, условен: «Что город, то норов, что деревня, то обычай», а между тем «под всякую песню не подпляшешься, под всякие нравы не подладишься». Такое относительное средство осуществления правды никак не может быть поставлено в качестве высшего «идеократического» элемента, не говоря уже о злоупотреблениях. А они тоже неизбежны. Иногда и «законы святы, да исполнители супостаты». Случается, что «сила закон ломит» и «кто закон пишет, тот его и ломает». Нередко виноватый может спокойно говорить: «Что мне законы, когда судьи знакомы?»
Единственное средство поставить правду высшею нормой общественной жизни состоит в том, чтобы искать ее в личности, и внизу, и вверху, ибо закон хорош только по тому, как он применяется, а применение зависит от того, находится ли личность под властью высшей правды. «Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы». «Кто сам к себе строг, того хранит и царь, и Бог». «Кто не умеет повиноваться, тот не умеет и приказать». «Кто собой не управит, тот и другого на разум не наставит». Но эта строгость подданных к самим себе хотя и дает основу действия для верховной власти, но еще не создает ее. Если верховную власть не может составить безличный закон, то не может дать ее и «многомятежное человеческое хотение». Народ повторяет: «Горе тому дому, коим владеет жена, горе царству, коим владеют многие».
Собственно говоря, правящий класс народ признает широко, но только как вспомогательное орудие правления. «Царь без слуг, как без рук» и «Царь благими воеводы смиряет мира невзгоды». Но этот правящий класс народ столь же мало идеализирует, как и безличный закон. Народ говорит: «Не держи двора близ княжева двора» и замечает: «Неволя, неволя боярский двор: походя поешь, стоя выспишься». Хотя «с боярами знаться - ума набраться», но также и «греха не обобраться». «В боярский двор ворота широки, да вон узки: закабаливает». Не проживешь без служилого человека, но все-таки: «Помутил Бог народ - покормил воевод» и «Люди ссорятся, а воеводы кормятся». Точно так же: «Дьяк у места, что кошка у теста», и народ знает, что нередко - «Быть так, как пометил дьяк». Вообще в минуту пессимизма народная философия способна задаваться нелегким вопросом: «В земле черви, в воде черти, в лесу сучки, в суде крючки: куда уйти?»
И народ решает этот вопрос, уходя к установке верховной власти в виде единоличного нравственного начала.
В политике Царь для народа неотделим от Бога. Это вовсе не обоготворение политического начала, но подчинение его божественному. Дело в том, что «Суд царев, а правда Божия». «Никто против Бога да против царя», но это потому, что «царь от Бога пристав». «Всякая власть от Бога». Это не есть власть нравственно произвольная. Напротив: «Всякая власть Богу ответ даст». «Царь земной под Царем небесным ходит», и народная мудрость многозначительно добавляет даже: «У Царя царствующих много царей». Но, ставя Царя в такую полную зависимость от Бога, народ в царе призывает Божью волю для верховного устроения земных дел, предоставляя ему для этого всю безграничность власти.
Это не передача Государю народного самодержавия, как бывает при идее диктатуры и цесаризма, а просто отказ от собственного самодержавия в пользу Божьей воли, которая ставит царя, как представителя не народной, а Божественной власти.
Царь, таким образом, является проводником в политическую жизнь воли Божией. «Царь повелевает, а Бог на истинный путь наставляет». «Сердце царево в руке Божией». «Чего Бог не изволит, того и царь не изволит». Но, получая власть от Бога, царь, с другой стороны, так всецело принимается народом, что совершенно неразрывно сливается с ним. Ибо, представляя перед народом в политике власть Божью, царь перед Богом представляет народ. «Народ тело, а царь голова», и это единство так неразделимо, что народ даже наказуется за грехи царя. «За царское согрешение Бог всю землю казнит, за угодность милует», и в этой взаимной ответственности царь стоит даже на первом месте. «Народ согрешит - царь умолит, а царь согрешит - народ не умолит». Идея в высшей степени характеристичная. Легко понять, в какой безмерной степени велика нравственная ответственность царя при таком искреннем, всепреданном слиянии с ним народа, когда народ, безусловно ему повинуясь, согласен при этом еще отвечать за его грехи перед Богом.
Невозможно представить себе более безусловного монархического чувства, большего подчинения, большего единения. Но это не чувство раба, только подчиняющегося, а потому не ответственного. Народ, напротив, отвечает за грехи царя. Это, стало быть, перенос в политику христианского настроения, когда человек молит «да будет воля Твоя» и в то же время ни на секунду не отрешается от собственной ответственности. В царе народ выдвигает ту же молитву, то же искание воли Божией, без уклонения от ответственности, почему и желает полного нравственного единства с царем, отвечающим перед Богом.
Для нехристианина этот политический принцип трудно понятен. Для христианина - он светит и греет как солнце. Подчинившись в царе до такой безусловной степени Богу, наш народ не чувствует от этого тревоги, а, напротив, успокаивается. Его вера в действительное существование, в реальность Божией воли выше всяких сомнений, а потому, сделав со своей стороны все для подчинения себя воле Божией, он вполне уверен, что и Бог его не оставит, а, стало быть, даст наибольшую обеспеченность положения.
Вдумываясь в эту психологию, мы поймем, почему народ о своем царе говорит в таких трогательных, любящих выражениях: «Государь, батюшка, надежа, Православный Царь». В этой формуле все: и власть, и родственность, и упование, и сознание источника своего политического принципа. Единство с царем для народа не пустое слово. Он верит, что «народ думает, а царь ведает» народную думу, ибо «царево око видит далеко», «царский глаз далеко сягает» и «как весь народ воздохнет - до царя дойдет». При таком единстве ответственность за царя совершенно логична. И понятно, что она несет не страх, а надежду. Народ знает, что «благо народа в руке царевой», но помнит также, что «до милосердного царя и Господь милосерд». С таким миросозерцанием становится понятно, что «нельзя царству без царя стоять». «Без Бога свет не стоит, без Царя земля не правится». «Без царя земля вдова». Это таинственный союз, непонятный без веры, но при вере - дающий и надежду, и любовь.
Неограниченна власть царя. «Не Москва государю указ, а государь Москве». «Воля царская - закон». «Царское осуждение бессудно». Царь и для народа, как в христианском учении, недаром носит меч. Он представитель грозной силы. «Карать да миловать - Богу да Царю». «Где царь, там гроза». «До царя идти - голову нести». «Гнев царя - посол смерти». «Близ царя - близ смерти». Царь источник силы; но он же источник славы: «Близ царя - близ чести». Он же источник всего доброго: «Где царь, там и правда», «Богат Бог милостью, а государь жалостью», «Без царя народ сирота». Он светит как солнце: «При солнце тепло, при государе добро». Если иногда и «грозен царь, да милостив Бог». С такими взглядами, в твердой надежде, что «царь повелевает, а Господь на истинный путь направляет», народ стеной окружает своего «батюшку» и «надежу», «верой и правдой» служа ему. «За Богом молитва, за царем служба не пропадает», говорит он и готов идти в своей исторической страде куда угодно, повторяя: «Где ни жить, одному царю служить» - и во всех испытаниях утешая себя мыслью: «На все святая воля царская».
Эта тесная связь царя с народом, характеризующая нашу монархическую идею, выработана, собственно, не аристократической и не демократической Новгородско-казачьей Россией, но Россией земской, которая выросла вместе с самодержавием. Эта идея и стала характеристично русской, глубоко засев в народном инстинкте. Ни демократическая, ни аристократическая идея при этом не исчезли, но во все критические, решающие моменты Русской истории голос могучего инстинкта побеждал все шатания политических доктрин и возвышался до гениальной проницательности.
Замечательна память об ореоле, которым русский народ окружил «опальчивого» борца за самодержавие, опускавшего столь часто свою тяжкую руку и на массы, ему безусловно верные. На борьбу Иоанна IV с аристократией народ смотрел, как на «выведение измены», хотя, строго говоря, «изменников России» в прямом смысле Иоанн почти не имел перед собой. Но народ чуял, что у его противников была измена народной идее верховной власти, вне которой уже не представлял себе своей «Святой Руси».
Смутное время сделало, казалось, все возможное для подрыва идеи власти, которая не сумела ни предотвратить, ни усмирить смуты, а потом была омрачена позорной узурпацией бродяги самозванца и иноземной авантюристки. С расшатанностью царской власти аристократия снова подняла голову: начали брать с царей «записи». С другой стороны, демократическое начало казачьей вольницы подрывало монархическую государственность идеалом общего социального равенства, охраняемого казачьим «кругом». Но ничто не могло разлучить народ с идеей, вытекающей из его миросозерцания. Он в унижении царской власти видел свой грех и Божье наказание. Он не разочаровывался, а только плакал и молился:
Ты, Боже, Боже, Спасе милостивый,
К чему рано над нами прогневался,
Наслал нам, Боже, прелестника,
Злого расстригу, Гришку Отрепьева.
Ужели он, расстрига, на царство сел?..
Расстрига погиб, и при виде оскверненной им святыни народ вывел заключение не о какой-либо реформе, а о необходимости полного восстановления самодержавия. Главной причиной непопулярности Василия Шуйского были уступки боярству. «Запись Шуйского и целование креста в исполнении ея, - говорит Романович-Славатинский, - возмутили народ, возражавший ему, чтобы он записи не давал и креста не целовал, что того искони веков в Московском государстве не важивалось». А между тем «ограничение» состояло всего только в обязанности не казнить без суда и в признании совещательного голоса боярства. То и другое каждый царь и без записи соблюдал, но монархическое чувство народа оскорблялось не содержанием обязательств, а фактом превращения обязательности нравственной в юридическую.
Тушинско-Болотниковская приманка казачьей вольности тоже не получила торжества. Тушинцы и болотниковцы были осознаны как воры, столь же опасные, как враги иноземные, как враги всего общественного порядка. Всеобщий бунт против королевича не менее характеристичен. Кандидатура Владислава сулила водворить порядок на началах «конституционных», в которых права русской нации были широко ограждены. Он принял обязательство ограничить свою власть не только аристократическою боярскою Думою, но также Земским собором. Под контроль Земского собора он ставил свое обязательство не изменять русских законов и не налагать самовольно податей. С современной либеральной точки зрения восшествие иностранного принца на таких условиях не нарушало ни в чем интересов страны. Но Россия московская понимала иначе свои интересы. Именно кандидатура Владислава и была последней каплей, переполнившей чашу.
Поучительно вспомнить содержание прокламаций кн. Пожарского и других патриотов, возбуждавших народ к восстанию.
Прокламации призывают к восстановлению власти царя.
«Вам, господа, пожаловати, помня Бога и свою православную веру, советывать со всякими людьми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разорение быть не безгосударными». Конституционный королевич, очевидно, ничего не говорил сердцу народа. «Сами, господа, ведаете, продолжает прокламация, как нам без государя против общих врагов, польских, и литовских, и немецких людей, и русских воров - стоять? Как нам без государя о великих государственных и земских делах с окрестными государями ссылаться? Как государству нашему впредь стоять крепко и неподвижно?»
Национально-монархическое движение стерло все замыслы ограничений самодержавия до такой степени, что теперь наши историки не могут даже с точностью восстановить, что именно успели бояре временно выхватить у Михаила. Во всяком случае, ограничительные условия были выброшены очень скоро в период непрерывного заседания земских соборов (между 1620-25). Народ смотрел на пережитое бедствие как на Божью кару, торжественно обещая царю «поисправиться» и заявляя Михаилу, что «без государя Московскому государству стояти не мочно» - «обрал» его «на всей его воле».
Это торжество самодержавия характеристично тем, что оно было произведено земской Россией в борьбе против русского аристократического начала и русского же демократического. Россия земская, т.е. именно национальная, выражающая типичные особенности национальности, - отвергла в смуте все другие основы, кроме самодержавной, и воссоздала его в том же виде, в каком рисовалось оно Иоанну Грозному и той земской России, которая свою культурно-государственную жизнь строила на православном миросозерцании.
Восстановление самодержавия, потрясенного смутой, и было всецело делом земской России.
Управительные учреждения Московской монархии слагались в тесной связи с народным социальным строем. По самому типу своему верховная власть принимала под свое покровительство всех подданных, никому принципиально не отказывала в доверии и всех готова была признать как более или менее годную служебную для своих «государевых дел» силу. Этот непосредственный голос самодержавного чувства и сделал то, что развитие царской власти не душило народного самоуправления, но ободряло и развивало его. Отсюда и вышло, что общий тип управительных учреждений Московского государства, несмотря на массу частных недостатков, происходящих от младенчески невежественного состояния собственно юридических знаний, складывался в нечто очень жизненное, в полном смысле идеальное, к сожалению, не только оставшееся неразвившимся, но впоследствии, по неблагоприятным обстоятельствам, даже захиревшее.
Общая система власти в Московском царстве сложилась в таком виде.
Надо всем государством высился «Великий Государь», Самодержец. Его компетенция в области управления была безгранична. Все, чем только жил народ, его потребности политические, нравственные, семейные, экономические, правовые - все подлежало ведению верховной власти. Не было вопроса, который считался бы не касающимся царя, и сам царь признавал, что за каждого подданного он даст ответ Богу: «аще моим несмотрением согрешают».
Царь - не только направитель всех текущих правительственных дел в виде защиты внешней безопасности, внутреннего порядка, справедливости и связанных с этим вопросов законодательных и судебных. Царь есть направитель всей исторической жизни нации. Это власть, которая печется и о развитии национальной культуры, и об отдаленнейших будущих судьбах нации.
Царская власть развивалась вместе с Россией, вместе с Россией решала спор между аристократией и демократией, между Православием и инославием, вместе с Россией была унижена Татарским игом, вместе с Россией была раздроблена уделами, вместе с Россией объединяла старину, достигла национальной независимости, а затем начала покорять и чужеземные царства, вместе с Россией сознала, что Москва - Третий Рим, последнее и окончательное всемирное государство. Царская власть - это как бы воплощенная душа нации, отдавшая свои судьбы Божьей воле. Царь заведует настоящим, исходя из прошлого и имея в виду будущее нации.
Отсюда, теоретически рассуждая, необходима полнейшая связь царя с нацией, как в том, что касается общего их подчинения воле Божией, так и в том, что касается самого тела нации, ее внутреннего социального строя, посредством которого толпа превращается в общественный организм.
В Русской царской власти эта связь практически была достигнута самим ее происхождением из: 1) церковной идеи и 2) родового, а затем 3) вотчинного строя. В самом процессе своего развития царская власть входила в связь и с церковным, и с социальным строем.
Во всем этом было мало сознательности. Ее негде было взять. Византийская доктрина скорее может быть названа традицией, нежели доктриной, а идея церковная лишь делала строй религиозный направителем политического, но не исследовала объективных законов социальной жизни. Теоретического сознательного строения государственной власти - не могло быть. Но было очень сильное органическое сложение страны, которое давало возможность идее верховной власти осуществиться на очень правильных социальных основах.
Царская власть, упраздняя еще со времен Андрея Боголюбского как аристократическую, так и демократическую власть в качестве верховных, являлась посредницею между ними. Она, во имя религиозных начал, поддерживала справедливость в отношениях между всеми существующими в стране силами, т.е. умеряя чрезмерные притязания каждой, каждой давала справедливое удовлетворение.
Цари-самодержцы явились охранителями прав народных. «Грозные государи Московские, Иоанн III и Иоанн IV, - писал историк И.Д. Беляев, - были самыми усердными утвердителями исконных крестьянских прав, и особенно царь Иван Васильевич постоянно стремился к тому, чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и имели одинаковые права с прочими классами Русского общества». Если в отношении крестьян политика Годунова нарушила царские традиции, то общественных сил - и при нем не боялись, не исключали их участия в управлении, а, наоборот, привлекали их. Так как наша монархическая власть не создавала Русского народа из ничего, а сама возникла уже из готовых социальных сил родового строя, то этими силами она, естественно, пользовалась и для задач управительных.
Для этого верховная власть не имела необходимости в теоретических соображениях, ибо социальные силы существовали фактически и с усечением их поползновений на верховенство - от них сами собой оставались элементы управительные. Таким образом, из аристократических элементов всех видов, княжеских владетельных родов, боярства и низшей дружины складывалось служилое сословие, в котором аристократия занимала важнейшие места, как в верхнем государственном управлении, боярской думе и приказах, так и в низшем. Многочисленные организации демократической власти - веча - государственные, городские и деревенские, точно так же переходили в разряд сил местного самоуправления. А все вместе - управительные силы страны являлись на помощь верховной власти в виде земских соборов.
Л.А. Тихомиров

Терминология [ | ]

Отличие самодержавия от абсолютизма [ | ]

На рубеже XX века возникли теории, разводящие понятия «самодержавие» и «абсолютизм». При этом мыслители славянофильского толка противопоставляли допетровское самодержавие, в котором, по их мнению, осуществлялось органическое единение государя с народом, послепетровскому абсолютизму как бюрократической, вырожденной форме монархии; консервативные же публицисты (например, Лев Тихомиров) считали, что и в послепетровской России самодержавная власть монарха отличается от абсолютизма, хотя переняла некоторые его элементы . Умеренно-либеральные мыслители противопоставляли допетровскому самодержавию, основанному на идее божественности власти, петровскую и послепетровскую форму как основанную, с их точки зрения, на идее общего блага.

Ещё дальше Костомарова идёт профессор Леонтович . Заметив, что мысль о монгольских влияниях хотя и давно высказывается, но нигде строго и документально не доказывается, Леонтович, на основании сближений Чингизовой Ясы и Ойратских уставов (Цааджин-Бичик), указывает целый ряд заимствований в политической, общественной и административной жизни московской Руси из монгольского права. У монголов заимствованы: воззрение на государя как верховного собственника всей территории государства; прикрепление крестьян и закрепощение посадских людей; идея об обязательной службе служилого сословия и местничество ; московские приказы, скопированные с монгольских палат, и проч. Автору, однако, не удалось найти каких-либо указаний на то, что в руках московского правительства действительно находились изученные автором монгольские уставы.

В большей или меньшей мере разделяют эти воззрения Загоскин , Сергеевич , Энгельман . Другие историки (Соловьев , Бестужев-Рюмин , Забелин, Владимирский-Буданов) не придают монгольскому игу решающего значения и выдвигают на первый план другие созидательные элементы в деле объединения северо-восточной Руси. Так, И. Е. Забелин полагает, что московское Единодержавие развилось в тесной связи с народным единством, зерно которого он видит в мирных и промышленных стремлениях рабочего посадского населения Суздальской земли. Эти стремления, поддержанные северными князьями Юрьевичами, и породили борьбу посада с дружинной боярской силой, окончившуюся победой первого. Татарская неволя разрушила правильный ход дальнейших успехов объединения, но московские князья устроили себе народный завет об устроении земского мира и тишины, а потому именно и оказались во главе объединяющейся Руси.

Основной почвой для выработки типа самовластного государя в его московской форме послужило чёрное или серое всенародное множество, которому некогда было думать о каких-либо правах и вольностях, в постоянных заботах о насущном хлебе и о безопасности от сильных людей. Это государево самовластие развивалось очень постепенно на русской почве и, быть может, не получило бы так скоро окончательной формы царского самодержавия, если бы не пришли ему на помощь греки и итальянцы при Иване III. С этой точки зрения боярство является силой, противодействующей общим стремлениям народа и князя, - силой крамольной, нарушающей очень часто земский мир и тишину. Но ещё со времен Погодина установилось иное воззрение на историческую роль бояр, по которому бояре вовсе не были врагами объединения, а деятельными помощниками московских князей. Выяснению исторической роли боярства посвящены труды профессоров Ключевского и Сергеевича

Вопреки общепринятому мнению о развитии Московского государства из удела московских князей, профессор В. И. Сергеевич утверждает, что не из этой вотчины выросла объединённая территория северо-восточной Руси, а на обломках старого Владимирского великого княжения, после приобретения его Дмитрием Донским в наследственное владение своего дома. Не усилиями московских князей и даже вопреки их стремлениям начато это дело объединения. Московские князья, начиная с Калиты и до Дмитрия Донского, вовсе не были созидателями того порядка, который привёл Русское государство к единовластию и величию, а наоборот, были решительными проводниками взгляда на княжение, как на частную собственность, со всеми его противогосударственными последствиями. Инициаторами и сторонниками воссоединения территории под властью одного князя были бояре, выступившие защитниками этой идеи ещё в старой Ростовской земле. С Ивана Калиты за именами князей скрывается боярская рука, создающая камень за камнем Русское государство . Нет согласия и в относительной оценке византийских влияний, хотя для выяснения этого вопроса сделано довольно много в специальной литературе. .

В годы Советской власти вопрос о дефиниции абсолютизма практически не обсуждался до 1940 г., когда в прошла дискуссия по проблемам определения государственного строя, предшествующего абсолютизму Петра I. В 1951 г., на историческом факультете МГУ прошла дискуссия, непосредственно посвященная проблемам абсолютизма. Эти дискуссии выявили несхожесть позиций исследователей. Специалисты в области государства и права, как правило, были склонны не разделять понятия «абсолютизм» и «самодержавие». Историки, в отличие от правоведов, проводили определенное различие, а зачастую и противопоставляли эти понятия. Более того, применительно к различным периодам русской истории ученые-историки по-разному понимали содержание одного и того же понятия. Применительно ко второй половине XV в. под самодержавием историки понимали всего-навсего отсутствие вассальной зависимости великого князя московского от золотоордынского хана, и первым самодержцем на Руси тогда оказывался Иван III Васильевич , свергнувший ордынское иго . Применительно к первой четверти XVI в. самодержавие трактовалось уже как «единодержавие» - когда власть московского государя распространилась на территорию всей русской земли, где уже были почти полностью ликвидированы суверенные княжества. Лишь при Иване IV Васильевиче, самодержавие, по мнению ученых-историков, выливается в режим неограниченной власти государя - неограниченную монархию. Но в большинстве своем историки утверждали, что в середине XVI в. в России сложилась отнюдь не абсолютная, но сословно-представительная монархия , которая в России не противоречила режиму неограниченной власти царя.

В конце 1960-х годов снова возникла дискуссия, следует ли считать самодержавие особой формой неограниченной монархии или региональной разновидностью абсолютной монархии . В ходе этой дискуссии было установлено, что российское самодержавие имело две особенности по сравнению с западноевропейским абсолютизмом. Во-первых, его социальной опорой было только служилое дворянство , в то время как западные монархии опирались также и на нарождающийся класс буржуазии . Во-вторых, неправовые методы управления в целом преобладали над правовыми , личная воля русских монархов была более ярко выражена. В то же время высказывались мнения, что русское самодержавие это вариант восточной деспотии. Дискуссия 1968-1972 гг. зашла в тупик, историки так и не смогли договориться об определении термина «абсолютизм» .

А. И. Фурсов предложил видеть в самодержавии феномен, не имеющий аналогов в мировой истории . Принципиальное отличие в том, что если власть восточных монархов ограничивалась традицией, ритуалом, обычаями и законом, а власть западных даже в эпоху абсолютизма ограничивалась правом , на котором строился весь западный порядок (во Франции XVII-XVIII веках, считающейся модельной абсолютной монархией, король мог менять закон, но он должен был ему подчиняться), то власть русских самодержцев была властью надзаконной . Будучи совершенно оригинальным явлением, самодержавие, однако, возникло под влиянием тенденций и феноменов общеевразийского развития как русский ответ на нерусские - евразийские и мировые - воздействия и получило свою завершенную форму во взаимодействии с тенденциями и феноменами общемирового капиталистического развития.

Начало генезиса самодержавия А. И. Фурсов видит в практике взаимодействия русских князей с Ордой. Заимствовать у Орды опыт надзаконной власти Русь не могла - в Орде такой власти не было. Но надзаконной была власть ордынских ханов над Русью, над русскими князьями, одного из которых они - функционально – наделяли этой властью. Включение Руси в ордынский порядок изменило соотношение сил во властном треугольнике князь–бояре–вече . Во-первых, обретя в лице Орды и её ратей тот инструмент насилия, которого у них не было раньше, князья резко усилили свою позицию по отношению к боярству и вечу. Во-вторых, поскольку в рамках ордынской системы шла конкуренция за ярлык, наилучшие шансы были у тех княжеств, где князь и боярство не противостояли друг другу, а выступали в единстве. «Ордынизация» Руси привела к тому, что возникла мутантная по своей форме ордынско-московская власть. Она имела новые качества, которых исходно не было ни в кочевых державах, ни в домонгольской Руси. Во-первых, центральная власть по ханскому поручению стала единственно значимой, реальной. Во-вторых, власть, сила, насилие стали главным фактором жизни. В-третьих, эта власть оказывалась единственным субъектом, стоявшим в качестве наместнической власти над всей русской землей – так же, как сама Орда стояла над ней. Эти качества не были прямо заимствованы у другой стороны, но возникли, хотя и не с необходимостью, но закономерно в процессе и в результате взаимодействия ханской власти Орды, с одной стороны, и русских порядков, христианского общества, с другой. Надзаконные, волевые отношения Орды и Руси длились 250 лет - срок вполне достаточный, чтобы выработать устойчивые формы отношений и практики. (А.И.Фурсов считает примечательным то факт, что монгольские династии Юань в Китае и иль-ханов (хулагуидов) в Иране стали непосредственными, внутренними правителями этих стран, испытывая на себе местное влияние, их порядков, законов и т. д., тогда как Золотая Орда осуществляла внешнюю, дистанционного характера эксплуатацию, взимая дань, то есть осуществляя волевое, надзаконное отношение).

См. также [ | ]

Примечания [ | ]

  1. В Древней Греции термином «стратег-автократор» обозначали верховного главнокомандующего с чрезвычайными полномочиями; затем термин стал использоваться для перевода лат. imperator .
  2. Ключевский В. О. Избранные лекции «Курса русской истории». / Сост. . - Ростов н/Д: изд-во «Феникс», 2002. - С. 198 ISBN 5-222-02651-5
  3. Репников А. В. "Консервативные концепции переустройства России" – М.: Изд-во Academia, 2007. - С. 140
  4. Костомаров Н.И. , «Начало единодержавия в России » // Собрание сочинений Н. И. Костомарова в 8 книгах, 21 т. Исторические монографии и исследования. - СПб., Типография М. М. Стасюлевича , 1903. Книга 5. Т. 12. - С. 5-91.
  5. Леонтович Ф. И. , «К истории права русских инородцев: древний монголо-калмыцкий или Ойратский устав взысканий » - Одесса : Тип. Г. Ульриха, 1879. - 290 c.
  6. Забелин И. Е. , «Взгляд на развитие московского единодержавия» // «

последняя по времени форма феодально- помещичьего государства, сложившаяся в России к началу 17 в. и просуществовавшую вплоть до февральской революции 1917. Термин «С.» заимствован из византийского права, в котором применялся термин «автократор». В 16-17 вв. самодержцы правили совместно с боярским советом и Земскими соборами. Так, Земский собор 1613 избрал царем Михаила Федоровича Романова, установившего новую династию. В 17 в. царь еще правил вместе с боярской Думой. По словам историка Г. Котошихина, Михаил Романов «...хотя самодержцем писался, однако без боярского совету не мог делати ничего». Укреплению самодержавной власти содействовали Земские соборы, прекратившие свою деятельность в том же 17 в., до конца века существовала так называемая приказная система. В период правления Петра I (1689-1725) С. приобрело новое качественное содержание: самодержец стал носителем абсолютной, юридически неограниченной власти. В так называемом толковании к ст. 20 Воинского Устава 1716 было сказано: «Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете в своих делах ответу дать не должен; но силу и власть имеет, свои государства и земли, яко христианнейший государь по своей воле и благомнению управляет ». Правительственный аппарат при Петре I и его преемниках постоянно расширялся и бюрократизировался. В гражданском и военном управлении усиливалась централизация, а полицейская регламентация всех сторон общественной и частной жизни подданных приобретала огромный размах. Тем не менее петровские реформы, заметно усилившие русское государство, имели для страны прогрессивное значение. В феврале 1722 Петр I отменил прежний порядок передачи престола старшему сыну или избрание царя Земским собором; наследник престола должен был назначаться по личному усмотрению царя. Смерть Петра помешала ему воспользоваться этим законом. Отсутствие закона о престолонаследии привело к тому, что за 37 лет (с 1725 по 1762) произошло 6 дворцовых переворотов. Екатерина II (1762-1796) вынашивала план отстранения от престола сына Павла и передачи престола внуку Александру, но план не осуществился и царский трон занял Павел I. При Павле I в 1797 был принят закон, по которому престол замещался по праву первородства лицом мужского пола (в нисходящей линии). Имелся в виду старший сын умершего императора. Юридически престол могли занимать и лица женского пола, но лишь за пресечением всех мужских поколений. Император был обязан исповедовать православную веру. По случаю вступления на престол издавался особый манифест. Все подданные мужского пола, достигшие 12 лет, приводились к присяге. Спустя какое-то время после вступления на престол над новым императором совершался обряд коронования и миропомазания (в Успенском соборе Московского Кремля). Члены царствующего дома, т.е. лица,« принадлежавшие к царской фамилии, обладали рядом привилегий (личных и имущественных). Дети и внуки императора именовались великими князьями (княгинями, княжнами) и носили титул «императорских высочеств ». О всяком рождении в семье царя сообщалось «во всенародное известие» в манифестах («сообщаем нашим верноподданным, что наша августейшая супруга императрица (такая-то) благополучно разрешилась от бремени»). Тут же называлось имя новорожденного или новорожденной (великого князя или великой княжны). При рождении (или совершеннолетии) члены императорской фамилии награждались высшим орденом Российской империи - орденом Андрея Первозванного (голубая лента к этому ордену носилась через правое плечо). К этому прибавлялись еще несколько орденов. Новорожденным великим князьям или княжнам тотчас же ассигновались из казны 100 000 руб. К почетным преимуществам царя относился титул (полный, средний и краткий). Чаще всего он пользовался кратким титулом: «Божиею милостью, (имя царя), император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая». Император имел личный герб, который одновременно был и малым государственным гербом. Существовали также средний и большой русские государственные гербы (комбинация византийского двуглавого орла с московским Георгием Победоносцем). Государственный гимн России начинался словами: «Боже, царя храни». Целям возвышения царской власти служили «высочайшие» выходы по случаю всякого рода торжественных или праздничных событий - Нового года, Крещенского водосвятия, пасхальной заутрени и т.п. В году насчитывалось немало праздников, так называемых царских дней, когда в церквах отмечались тезоименитства императора, его интронизация и другие подобные события. Возносились молитвы о здравии и благополучии царя и членов «благополучно царствующего дома». Служились панихиды по «в бозе почившим царям». В священнических проповедях нередко звучал мотив: «Бога бойся, царя почитай!», причем с оттенком угрозы. Не существовало четкого различия между частным имуществом царя (и членов династии) и государственным имуществом. Последнее в конечном счете тоже находилось в распоряжении императора. Иными словами, даже удовлетворение частных потребностей этих лиц относилось к области государственной, носило публично-правовой характер.. Император, его мать, жена, наследник престола (цесаревич) с супругой, дочери императора не подлежали обложению государственным подоходным налогом. В качестве главы императорского (царствующего) дома император был высшим опекуном над личностью и имуществом малолетних великих князей и княжен. Он мог, в частности, разрешить продажу недвижимости этих лиц; в том же качестве он санкционировал браки членов дома. Высочайшие рескрипты, т.е. документы, обращенные к министрам, председателю Совета Министров или какому-либо великому князю, обычно заканчивались словами: «Пребываю к вам неизменно благосклонный» или «Пребываю навсегда неизменно благосклонный». Правительствующему же сенату царь направлял «именные высочайшие указы». В официальных обращениях применялась «царская» орфография: местоимение «мы» («нас», «нам» и т.д.), а не «я», и «вторый», а не «второй». «Высочайший манифест » того же Николая II, например, заканчивался словами: «Дан в Царском селе в 18-й день февраля в лето от рождения Христова тысяча девятьсот пятое, царствование же нашего в одиннадцатое», после чего шла фраза: «На подлинном собственною его императорского величества рукою подписано: «Николай». Не только резолюция царя на «всеподданнейших докладах » министров, но и вообще всякая «высочайшая» помета подлежали исполнению, служили для «руководства ». Нередко царь писал на бумагах «прочел с удовольствием» или «прочел с великим удовольствием ». Даже если царь просто отчеркнул какие-либо слова, то об этом уведомлялись соответствующие министры - «для соображений». Алогеем С. или абсолютизма стало царствование Николая I (1825-1855). По характеристике А.И. Герцена, Россия в то время представляла собой «империю чиненых перьев и граненых штыков». С этой точки зрения более либеральным было правление Александра II (1856-1881). Для этого и последующих царствований (Александра III, Николая II) характерна заметная эволюция в сторону буржуазной монархии, становилось все более очевидным противоречие между архаическим государственным строем с его засилием бюрократии и развивающимся капитализмом. Царизм шел на уступки буржуазному развитию в социально- экономической области. В России, как и в других абсолютистских государствах, сильное влияние на ход правительственных дел оказывала придворная камарилья, являвшаяся как бы вторым правительством. Незадолго до краха империи вокруг трона появлялись совершенно безвестные люди, не имевшие никакого отношения к бюрократии, например, француз, лжеврач Филипп, «мясник по образованию и жулик по призванию», проводивший спиритические сеансы и консультировавший Николая II по вопросам внутренней и внешней политики, за что получил звание врача и чин действительного статского советника, а также - потомственное российское дворянство. В предвоенные годы сильное влияние на царя оказывал редактор журнала «Гражданин» князь В.П. Мещерский, к которому ездили на поклон министры - члены Государственного совета и другие сановники. Символом полного разложения С. было появление Григория Распутина и «распутинщины». Согласно статье 16-й Основных законов (в редакции 23 апреля 1906) «Власть управления во всем ее объеме принадлежит государю императору в пределах всего государства Российского. В управлении верховном власть его действует непосредственно; в делах же управления подчиненного определенная степень власти вверяется от него, согласно закону, надлежащим местам и лицам, действующим его именем и по его повелению». Власть верховного управления проявлялась чаще всего в издании царем обязательных распоряжений или указов. Одни из них давались в руководство должностным лицам и учреждениям (указы административные), другие устанавливали обязанности и права широкому кругу лиц (указы юридические); одни были обыкновенные, другие - чрезвычайные. Практически, как и до 1906, невозможно было провести различие между законом и указом. К органам верховного управления можно отнести ряд советов, члены которых назначались царем и решения которых носили совещательный характер. Совет Министров, Военный совет, Адмиралтейский совет, Совет государственной обороны, Комитет финансов, Опекунский совет (по ведомству учреждений императрицы Марии, ведавших призрением и воспитанием). Руководили этими советами лица, назначаемые царем, который мог председательствовать в них и лично. Исполнительными органами верховного управления были Министерство императорского двора и Императорская главная квартира, выполнявшая поручения царя во время его путешествий. Деятельность органов подчиненного управления состояла, главным образом, в исполнении царских указов (и вообще любых «предначертаний» и «высочайших повелений» царя), поэтому совокупность органов подчиненного управления и их деятельность следует именовать властью исполнительной. У императора «под рукой» находилась собственная его императорского величества канцелярия. При ней состояли комитеты: а) о службе чинов гражданского ведомства и о наградах; б) призрения заслуженных гражданских чиновников. Существовали также канцелярии: а) по принятию прошений, на Высочайшее имя приносимых; б) по учреждениям ведомства императрицы Марии. Правомочия императора после принятия Основных законов в редакции 23 апреля 1906 оставались обширнейшими. Согласно этому акту, он оставался верховным руководителем внешних сношений России с иностранными державами, объявлял войну и заключал мир, а равно договоры с иностранными государствами. Как «державный вождь российской армии и флота», он осуществлял верховное начальствование над всеми вооруженными силами государства, определял их устройство, издавал указы и п о веления относительно «всего вообще относящегося до устройства вооруженных сил и обороны»; объявлял местности на военном положении или исключительном положении; назначал и увольнял председателя Совета Министров и главноуправляющих отдельными частями, руководил финансами и т.д. Имел право роспуска Думы до истечения пятилетнего срока полномочий ее членов, назначая новые выборы и время ее с о зыва. Император жаловал титулы, ордена и другие государственные отличия, а также права состояния, имел право помилования осужденных; от его имени творилось правосудие. В статье 7-й говорилось, что император «осуществляет законодательную власть в единении с Государственным советом и Государственной думой». Статья 86-я гласила: «Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственной Думы и воспринять силу без утверждения государя императора». Иными словами, законодательные предположения об отмене или изменении действующих законов и издании новых, одобренные Государственной Думой и Государственным советом, представлялись царю для утверждения. Лит:. Ерошкин Н.П. История государственных учреждений в дореволюционной России. М., 1983; Его же. Крепостническое самодержавие и его политические институты (первая половина XVIII века). М., 1981; Его же. Самодержавие накануне краха. М., 1975; Зайончковский ПА. Кризис самодержавия на рубеже 70-80-х годов XIX века. М., 1964; Его же. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970; Его же. Правительственный аппарат самодержавия в XIX веке. М., 1978; Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX века. Л., 1973; Его же. Самодержавие и дворянство в 1902-1907 годах. Л., 1981; Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х годов до начала 60-х годов XIX века. Л., 1970; Васильева Н.И., Гальперин Г.Б., Королев АН. Первая российская революция и самодержавие. Л., 1975; Черменский Е.Д. IV Государственная Дума и свержение царизма в России. М., 1976. ЕА. Скрипилев

Предисловие.
Говоря о русской империи и империи вообще, нельзя обойти стороной принципиальный вопрос о самодержавии, абсолютно темный для большинства, ложно ассоциирующего самодержавие с абсолютной монархией.

5 лет назад на Русском обозревателе была опубликована статья Е.С.Холмогорова "Ctrl+Alt+Del, или Даешь самодержавие!" . Интересна не только сама статья, но и развернувшееся обсуждение. Я давно уже использую сайт Русобра только как источник архивных материалов, но что-то смотрю в этом году он совсем захирел. Как бы не лишиться его совсем.:(Потому считаю целесообразным кое-что вынести.
В целях облегчения восприятия постараюсь выделить основные, на мой взгляд, тезисы статьи и дискуссии. Итак, тезисы и их расшифровка у Холмогорова:

Самодержавие не тождественно монархии, не сводится к ней. Понятие самодержавия и шире, и основательней понятия монархии.

Историческая русская монархия является формой осуществления самодержавной верховной власти, а не наоборот.

Самодержавие, самодержавная власть связаны с монархией отношением принадлежности, а не тождества.

Принцип самодержавия - это принцип русской национальной суверенной власти, который может быть осуществлен в многообразии политических форм - демократической, аристократической, монархической или «смешанной». Лишь бы эти формы были наполнены чистым смыслом русской власти. В отсутствие монархии принцип самодержавия не теряет своего смысла. Посмотрим же, в чем состоит этот смысл.

1. Самодержавие как безусловный суверенитет.
"«Какоже и самодержец наречется, аще не сам стоит», - отвечал Грозный Курбскому. А польскому королю Сигизмунду Августу он же писал: «Наших великих государей всякое царское самодержавиество не как ваше убогое королевство; ибо великим государям не указывает никто, а тебе твои панове как хотят, так и указывают». Мотив самостояния власти, несвязанности чьей-либо волей и чьим-либо поручением для русской политической идеологии времен Грозного царя оказывается центральным.

«Вольное царское самодержавство николе непременно, а на государстве никем не посажены и не обдержимы, но от всемогущия Божия десницы на своих государствах самодержствуют и никто же ин им чем не может указа учинити и вольны добрых жаловати и лихих казнити», - отвечали в эпоху Ливонской войны русские бояре на подметную грамоту польского короля Сигизмунда Августа, пытавшегося соблазнить русских государевых людей польскими шляхетскими вольностями.

В формулировке Бодена, тот, «кто получает приказы от императора или папы - не суверенен». То есть самодержавие понималось и исторически мыслилось как русское наименование суверенной власти, не имеющей оснований в какой-либо другой власти, но только в самой себе. Другими словами, это генетическая формула государственности и происхождения её полномочий.

усское самодержавие с самого начала мыслило себя как специфический политический организм. Его история начинается с отказа от признания какого-либо внешнего «поручения» русской власти со стороны внешних сил (Византии, Орды или каких-то еще), или же со стороны сил внутренних, аристократии и боярства, народа или даже Церкви. Самодержавная власть рассматривалась русскими как богопоставленная и саморожденная. Не случайно генетическим мифом начального русского самодержавия стал миф о брате Августа Кесаря Прусе, потомки которого Рюриковичи издревле правили на Руси.

Вопреки широко распространенному представлению, этот генетический миф не столько подчеркивал «преемственность» русской власти от Рима и Византии, сколько её отрицал, устанавливая русскую власть в качестве самостоятельного государственного начала, находящегося с государственностью римской не в детских или внучатых, а в братских отношениях.

Когда знаменитому учению о «Третьем Риме» приписывается идея «византийского наследства» и тем более концепция «перехода царства» от Первого Рима через Второй к Третьему, это выдает недостаточное знакомство с первоисточниками. Никакой идеи «наследственности» у инока Филофея нет, есть идея «собирания» всех христианских царств, разрушенных по тем или иным причинам, в единое царство.

Самодержавие мыслится в русской политической концепции, таким образом, как идея полностью самостоятельного, «автохтонного» зарождения русской государственности, которая не связана ни с какой внешней мировой системой, не может принимать от нее никаких указаний и не имеет перед ней никаких обязательств. То же касается и внутренней политической системы, - она не связана некими внешними по отношению к ней принципами, например, принципами аристократического права. Она не порождается и не ограничивается чьими-то «правами», но проявляется как закон, суд и милость по заповедям Божиим. Тем самым русская самодержавная государственность полагается не конституцией, то есть, опять же, системой внешних по отношению к государству, формирующих её правил и ограничений, а фактом, самой наличностью своего существования, «держанием».
Самодержавие как способ существования русской государственности означает прежде всего самоучрежденность русского государства.

2. Самодержавие как способ политического существования

Однако если бы русская концепция самодержавия ограничивалась бы понятием суверенитета, она не была бы настолько своеобразной, настолько магнетической, как в действительности. В ней не было бы некоего таинственного, мистериального начала, которое ощущает каждый, кто соприкасается с идеей самодержавия.
Власть дается от Бога многим, а в каком-то смысле и всем народам.

Мистичность, уникальное своеобразие идеи в другом, в понимании самодержавия как исторического способа существования русского государства и русской нации в их нерасторжимом целом.

«Русский царь ни от кого не получает и не получил своей власти; русские цари и князья объединили разрозненные племена и организовали то русское государство, под сенью которого сложился русский народ, и прежде чем русский народ почувствовал себя политическим телом, во главе его уже стояли русские цари, сильные созданным ими государством и организованными ими общественными силами. Русские цари возникли с русским царством, воспитавшим русский народ к сознанию своего единства. Власть русского царя - власть самодержавная, то есть власть самородная, не полученная извне, не дарованная другой властью. Основанием этой власти служит не какой-нибудь юридический акт, не какое-нибудь законоположение, а все историческое прошедшее русского народа».
Самодержавие начинается там, где кончается идея государственности и идея «власти вообще» и начинается тот своеобразный исторический способ осуществления государственного и властного начала, который характерен для русской истории. Самодержавие начинается там, где кончаются «князья вообще», и им приходят на смену Александр Невский, Иван Калита, Дмитрий Донской, Иван III и Иван Грозный, Михаил Романов и Петр Великий, Павел I и Александр III. Самодержавие - это исторически состоявшаяся и состоятельная государственность России.

Принцип самодержавия, таким образом, основан не только на принципе независимости от какой-то иной власти, но и на идее произошедшего в ходе длительной исторической работы русского государства и русского народа соединения огромных сил и полномочий в одном источнике, в одном государственном принципе. Самодержавие в России - больше, чем независимость и больше, чем монархия, это сама русская государственность в её историческом осуществлении, в полноте ее традиции и многообразном влиянии на всю народную жизнь.

3. Монархизм является только частной формой осуществления русского самодержавия. Формой первой исторически и наиболее зрелой, полной в её фактическом осуществлении.
(Тут концепция Холмогорова пересекается но не совпадает с формулой, прописанной в Основах социальной концепции РПЦ , гласящей, что по вере нашей даётся "Судейство" (власть авторитета, легализованная Богом, держащаяся на авторитете), по маловерию - монархия (власть авторитета, легализованная Богом, держащаяся на авторитете и принуждении), по безверию - демократия (власть без авторитета, держащаяся на принуждении, легализованном формальными процедурами).

4. Сравнение с византийской монархией:
"Русская идея самодержавия в этом смысле была вполне оригинальной, в этом отношении значительно превосходящей византийскую концепцию власти василевса как автократора. Уже то, что русский язык выбрал термин «самодержавие» вместо напрашивающегося «самовластие», много говорит о разнице двух концепций.

Понятие автократии несло на себе груз римских, еще республиканских идей. Оно предполагало самостоятельность и даже самовольство лишь в осуществлении власти, но не в её происхождении. Власть автократора ближе не к монархии, а к диктатуре, то есть является властью, порученной ему «сенатом и народом». А более содержательной является другая ипостась византийской власти, власть «Василевса Ромеев», то есть политического главы всего «христианского народа», в котором Церковь была отождествлена с ромейским гражданством как с политическим телом. Как верно заметил в своем исследовании монархической государственности Л.А.Тихомиров, вместо развития государственного политического и социального организма ромеи пошли по пути административной функционализации Церкви."

5. Сравнение с диктатурой:
"Национальное самодержавие не может и не должно быть подменяемо диктатурой, то есть внеисторической властью одного лица, упрощающей разнородность нации до демократической однородности. Диктатуру и демократию не случайно еще Платон считал ближайшими родственниками, поскольку в основе диктатуры - никак не видоизмененная власть количественной суммы избирателей, но только доведенных до единственного числа одного полномочного избирателя. Это демократическая, простроенная снизу власть, в которой лишь один волеизъявитель обладает правом голоса.

Напротив, национальное самодержавие должно отказываться и от демократического, и от диктаторского самоупрощения." (простим ему тут злоупотребление своим любимым термином "национальная", который в данном случае вообще возможно опустить:)).

А что же такое европейская монархия?
Раннефеодальная монархия - В условиях военной демократии князь (король), опираясь на дружину, из выборного военачальника превращается в главу государства и начинает передавать верховную власть по наследству. Он начинает назначать должностных лиц (графов, «мужей») в качестве своих наместников в округах (в городских центрах союзов племён), позднее наместники монарха заменяют собой и выборных должностных лиц более низких уровней (сотников).

С ростом территории государства, ростом бюрократического аппарата, разветвлением правящей династии происходит политическая децентрализация, на утверждение той или иной кандидатуры на монаршем престоле начинают влиять крупные феодалы. Верховная власть становится номинальной.

На следующем этапе, при полном развитии слоя мелких феодалов на местах и городского сословия, глава государства в союзе с ними получает возможность ущемить права крупных феодалов, территориально увеличить свой домен и начать процесс централизации государства, вновь сделать свою власть реальной и наследственной.

Вотчинная монархия - монархия, при которой верховная власть вновь становится реальной и порядок её передачи перестаёт зависеть от воли крупных феодалов, в борьбе с которыми монарх вступает в союз с рыцарством и третьим сословием и начинает процесс государственной централизации.
Сословно-представительная монархия - монархия, при которой власть монарха ограничена не только представителями его вассалов, как при вотчинной монархии, но и представителями третьего сословия. Впоследствии, с переходом к наёмной армии и ликвидацией уделов, преобразуется в абсолютную монархию.
Абсолютная монархия - монархия, при которой продолжают существовать сословные привилегии, однако, не существует феодальных владений, вассально-ленной системы и в некоторых случаях (Англия, Франция) отсутствует крепостное право.

Попробуйте найти в самодержавии хоть что-нибудь из вышеперечисленного.
Тов. Шпенглер написал режущую наш слух фразу, но простим ему, как немцу: "Примитивный московский царизм - это единственная форма, которая впору русскости еще и сегодня, однако в Петербурге он был фальсифицирован в династическую форму Западной Европы ."

Беда в том, что попытки теоретического осмысления и обснования русского самодержавия, начатые Иваном Грозным, не получили дальнейшего продолжения при Романовых. И русская монархия, оставаясь самодержавием по сути, пыталась выглядеть как монархия европейская, не являвшаяся самодержавием никогда. В результате, всякое "теоретическое обоснование" самодержавия в рамках европейской традиции выглядело фальшивым, а само самодержавие - чужеродным варварством для всякого европейца.
Сакральность власти, в какой-то степени, была и у французского короля, но эта сакральность не была абсолютной, она исходила даже не от Бога, а от папы, от признания другими европейскими монархами. Включение России в европейскую политику требовало признания русского самодержца другими европейскими монархами, следовательно, уже объективно ограничивало самодержавность.

Абсолютная монархия сословна, и фактически власть абсолютного монарха делегируется ему высшим дворянством. Таким образом, европейская абсолютная монархия может считаться предельной формой сословной демократии . В то время как самодержавие не имеет своим источником ни одну из возможных демократических процедур. И европеец вообще не может себе этого представить. Сакральность тут ни при чем.

Для европейцев вовсе не всякая монархия ассоциировалась с тиранией. Гегель даже идеализировал абсолютную германскую монархию. Но самодержавие действительно для них всегда было тождественно тирании. И не только самодержавная монархия, но любой русский способ правления, в котором самодержавие неизбежно проявляется.

Самодержавие - это не высшая степень абсолютизма и единовластия. Можно быть самодержавным никого не казня и советуясь со всеми. Но Самодержавность предполагает и собственные институты, о которых мы имеем достаточно смутное представление, и свой механизм функционирования, который нам вообще практически неизвестен.

Могу лишь предполагать, что устойчивое Самодержавие нуждается в постоянном утверждении и подтверждении своей "настоящести". Именно этот фактор сгубил Годунова, Лжедмитрия, Шуйского и прочих претендентов на роль Самодержца. И в этом смысле настоящее Самодержавие закончилось на Иване Грозном. Романовы держались уже на потребности в самодержавии, но испытывали явный дефицит уверенности в своей "настоящести" . После Петра I у нас вообще не было настоящего Самодержавия и самодержцев, которые могли бы сказать, подобно Ивану Грозному, обращаясь к дворянам, что "моя власть не от вас, холопы". После Петра у нас уже "Самодержавие, ограниченное цареубийством", что на самом деле является лишь формой с весьма ограниченным содержанием.
Мы сейчас, к примеру, в принципе не можем понять, как это в 15 веке князья Шуйские 2 раза брали Москву и свергали Василия II Тёмного, заточали его в темницу, ослепляли, и оба раза вынуждены были уходить, а Василий возвращался на царство. Разве можно такое представить в послепетровском 18 веке? А всё дело в том, что нельзя стать Самодержцем, если у народа нет веры в то, что царь - "настоящий". Эту ситуацию в европейских терминах "демократии" совершенно невозможно понять и объяснить.
При Самодержавии царь(монарх, президент, генсек) несёт ответственность только перед Богом, а потому никто из смертных не может на него "свалить" никакой ответственности. Царь - не одинокий герой, он опирается на Веру народа. Без Веры Самодержавие невозможно. Слом самодержавия всегда сопровождается кризисом веры и всегда приводит к тяжелейшему кризису всего государства.

С точки зрения политических институтов большевизма Сталинский режим - лишь временная концентрация власти в руках лидера одной из властных группировок в критической ситуации. Как только ситуация слегка нормализовалась, так произошла быстрая либерализация режима, в которой все группировки получили гораздо больше прав, в рамках существующей системы.
Сталинский режим - лишь демократия, адаптированная к условиям острой потребности в самодержавии.:)
Как только позволили обстоятельства, демократия опять начала своё разрушительное действие.

Но, с точки зрения восприятия власти народом, отношения "Сталин-народ" (равно как и сегодня "Путин-народ") очень быстро приняли привычную, исторически понятную и выверенную форму "самодержец-народ". И потому последовавшее вполне логичное, с точки зрения сложившейся верхушечной политической системы, "развенчание культа личности" было воспринято народом как новый слом самодержавия и привело к летальному кризису коммунистической веры.

Терминология

Отличие самодержавия от абсолютизма

На рубеже XX века возникли теории, разводящие понятия «самодержавие» и «абсолютизм». При этом мыслители консервативного и славянофильского толка противопоставляли допетровское самодержавие, в котором, по их мнению, осуществлялось органическое единение государя с народом, послепетровскому абсолютизму как бюрократической, вырожденной форме монархии. Умеренно-либеральные мыслители противопоставляли допетровскому самодержавию, основанному на идее божествености власти, петровскую и послепетровскую форму как основанную, с их точки зрения, на идее общего блага.

То, что Костомарову казалось возможным - а именно возникновение на Руси монархии , ограниченной боярским правлением, - по мнению Ключевского оказывается исторической действительностью если не вполне, то в значительной мере. Московская Русь оказывается вовсе не в такой мере неограниченно самодержавной, как думали раньше, а скорее монархически-боярской, так как царь всея Руси правит землей не единолично, а при посредстве и с помощью боярской аристократии: отдельные же случаи столкновений монарха с этой аристократией приводят даже к попыткам ограничить полномочия московских самодержцев.

Не менее оригинальны и выводы профессора Сергеевича. Вопреки общепринятому мнению о развитии Московского государства из удела московских князей, он доказывает, что не из этой вотчины выросла объединённая территория северо-восточной Руси, а на обломках старого Владимирского великого княжения, после приобретения его Дмитрием Донским в наследственное владение своего дома. Не усилиями московских князей и даже вопреки их стремлениям начато это дело объединения. Московские князья, начиная с Калиты и до Дмитрия Донского, вовсе не были созидателями того порядка, который привёл Московское государство к единовластию и величию, а наоборот, были решительными проводниками взгляда на княжение, как на частную собственность, со всеми его противогосударственными последствиями. Инициаторами и сторонниками воссоединения территории под властью одного князя были бояре, выступившие защитниками этой идеи ещё в старой Ростовской земле. С Ивана Калиты за именами князей скрывается боярская рука, создающая камень за камнем Московское государство . Нет согласия и в относительной оценке византийских влияний, хотя для выяснения этого вопроса сделано довольно много в специальной литературе.

В годы Советской власти вопрос о дефиниции абсолютизма практически не обсуждался до 1940 г., когда в прошла дискуссия по проблемам определения государственного строя, предшествующего абсолютизму Петра I. В 1951 г., на историческом факультете МГУ прошла дискуссия, непосредственно посвященная проблемам абсолютизма. Эти дискуссии выявили несхожесть позиций исследователей. Специалисты в области государства и права, как правило, были склонны не разделять понятия «абсолютизм» и «самодержавие». Историки, в отличие от правоведов, проводили определенное различие, а зачастую и противопоставляли эти понятия. Более того, применительно к различным периодам русской истории ученые-историки по-разному понимали содержание одного и того же понятия. Применительно ко второй половине XV в. под самодержавием историки понимали всего-навсего отсутствие вассальной зависимости великого князя московского от золотоордынского хана, и первым самодержцем на Руси оказывлся Ивана III Васильевич, свергнувший ордынское иго. Применительно к первой четверти XVI в. самодержавие трактовалось уже как «единодержавие» - когда власть московского государя распространилась на территорию всей русской земли, где уже были почти полностью ликвидированы суверенные княжества. Лишь при Иване IV Васильевиче, самодержавие, по мнению ученых-историков, выливается в режим неограниченной власти государя - неограниченную монархию.Но в большинстве своем историки утверждали, что в середине XVI в. в России сложилась отнюдь не абсолютная, но сословно-представительная монархия , которая в России не противоречила режиму неограниченной власти царя

В конце 1960-х годов снова возникла дискуссия, следует ли считать самодержавие особой формой неограниченной монархии или региональной разновидностью абсолютной монархии. В ходе этой дискуссии было установлено, что российское самодержавие имело две особенности по сравнению с западноевропейским абсолютизмом. Во-первых, его социальной опорой было только служилое дворянство , в то время как западные монархии опирались также и на нарождающийся класс буржуазии . Во-вторых, неправовые методы управления в целом преобладали над правовыми , личная воля русских монархов была более ярко выражена. В то же время высказывались мнения, что русское самодержавие это вариант восточной деспотии. Дискуссия 1968-1972 гг. зашла в тупик, историки так и не смогли договориться об определении термина «абсолютизм» [уточнить ] .

А.И.Фурсов предложил видеть в самодержавии феномен, не имеющий аналогов в мировой истории . Принципиальное отличие в том, что если власть восточных монархов ограничивалась традицией, ритуалом, обычаями и законом, а власть западных даже в эпоху абсолютизма ограничивалась правом, на котором строился весь западный порядок (во Франции XVII-XVIII вв., считающейся модельной абсолютной монархией, король мог менять закон, но он должен был ему подчиняться), то власть русских самодержцев была властью надзаконной . Будучи совершенно оригинальным явлением, самодержавие, однако, возникло под влиянием тенденций и феноменов общеевразийского развития как русский ответ на нерусские - евразийские и мировые - воздействия и получило свою завершенную форму во взаимодействии с тенденциями и феноменами общемирового капиталистического развития.

Начало генезиса самодержавия А.И. Фурсов видит в практике взаимодействия русских князей с Ордой. Заимствовать у Орды опыт надзаконной власти Русь не могла - в Орде такой власти не было. Но надзаконной была власть ордынских ханов над Русью, над русскими князьями, одного из которых они - функционально – наделяли этой властью. Включение Руси в ордынский порядок изменило соотношение сил во властном треугольнике князь–бояре–вече. Во-первых, обретя в лице Орды и ее ратей тот инструмент насилия, которого у них не было раньше, князья резко усилили свою позицию по отношению к боярству и вечу. Во-вторых, поскольку в рамках ордынской системы шла конкуренция за ярлык, наилучшие шансы были у тех княжеств, где князь и боярство не противостояли друг другу, а выступали в единстве. Ордынизация Руси привела к тому, что возникла мутантная по своей форме ордынско-московская власть. Она имела новые качества, которых исходно не было ни в кочевых державах, ни в домонгольской Руси. Во-первых, центральная власть по ханскому поручению стала единственно значимой, реальной. Во-вторых, власть, сила, насилие стали главным фактором жизни. В-третьих, эта власть оказывалась единственным субъектом, стоявшим в качестве наместнической власти над всей русской землей – так же, как сама Орда стояла над ней. Эти качества не были прямо заимствованы у другой стороны, но возникли, хотя и не с необходимостью, но закономерно в процессе и в результате взаимодействия ханской власти Орды, с одной стороны, и русских порядков, христианского общества, с другой. Надзаконные, волевые отношения Орды и Руси длились 250 лет - срок вполне достаточный, чтобы выработать устойчивые формы отношений и практики. (А.И.Фурсов считает примечательным то факт, что монгольские династии Юань в Китае и иль-ханов (хулагуидов) в Иране стали непосредственными, внутренними правителями этих стран, испытывая на себе местное влияние, их порядков, законов и т.д., тогда как Золотая Орда осуществляла внешнюю, дистанционного характера эксплуатацию, взимая дань, т.е. осуществляя волевое, надзаконное отношение).

См. также

Примечания

Литература

  1. Белов , «Об историческом значении русского боярства» (СПб., ).
  2. Вешняков , «О причинах возвышения Московского княжества» (СПб., ).
  3. Дьяконов , «Власть московских государей» ( , гл. I-V).
  4. И. Жданов , «Повести о Вавилоне» и «Сказание о князех Владимирских» ( , гл. VI).
  5. Забелин , «Взгляд на развитие московского единодержавия» («Исторический Вестник», , №№ 2-4).
  6. Захаров В. Ю. Абсолютизм и самодержавие: соотношение понятий // Электронный журнал «Знание. Понимание. Умение » . - 2008. - № 6 – История.
  7. Ключевский В. О. Избранные лекции «Курса русской истории». / Сост. Н.А. Мининков. - Ростов н/Д: изд-во «Феникс», 2002. - 672 с. ISBN 5-222-02651-5
  8. Ключевский В. О. «Боярская дума».
  9. Костомаров Н.И. , «Начало единодержавия в России» (монографии, т. XII)э
  10. Леонтович , «К истории права русских инородцев: древний монголо-калмыцкий или Ойратский устав взысканий» (Одесса , ).
  11. Сергеевич , «Как и из чего возникла территория Московского государства» («Новь», , январь, кн. 2 и февраль, кн. 1); его же, «Вольные и невольные слуги московских государей» (« Наблюдатель», , №№ 2-3); его же, «Юридические древности» (т. I).
  12. Солоневич И. Л. «Народная монархия» . - Буэнос-Айрес: Наша страна, 1973. - ISBN 0503020200 -009 - Репринтное воспроизведение: М.: Изд. и рекламно-инф. фирма «Феникс» ГАСК СК СССР, 1991. - 512 с. - ISBN 5-7652-0009-5
  13. Сорокин Ю. А. О понятии «абсолютизм» // "Исторический ежегодник", 1996. - С. 4-16.
  14. Соловьев С.М. , «Взгляд на историю установления государственного порядка в России» (Сочинения, СПб., ).
  15. Тихомиров Л. А. «Монархическая государственность». - М.: ГУП «Облиздат», ТОО «Алир», 1998. - 672 с. ISBN 5-89653-012-9
  16. Фурсов А. И. Русская власть, история Евразии и мировая система: mobilis in mobile (социальная философия русской власти) // Доклад на заседании семинара "ΣΙΝΕΡΓΙΑ. Цивилизационный контекст иценностные основания российской политики" 23 мая 2008 г.

Ссылки

  • // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : В 86 томах (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Похожие статьи:
Категории
Популярное